Накануне Международного дня солидарности журналистов председатель Союза журналистов России Владимир Соловьёв в беседе с «Интерфаксом» рассказал о профессиональной солидарности, текущей ситуации с журналистикой в России, о судьбе российских СМИ за рубежом, а также о перспективах профессии журналиста.
— 8 сентября отмечается Международный день солидарности журналистов. Как СЖР планирует его отметить?
— Традиционно мы проводим награждение премией «Солидарность» в московской консерватории. В этот день мы вспоминаем погибших репортёров и говорим о тех журналистах, кому было особенно тяжело исполнять свой профессиональный долг, кто исполнял его с риском для жизни и достоин премии.
— Можно ли, как вы считаете, говорить о журналистской солидарности в условиях, когда в отношении крупнейших российских СМИ введены западные санкции? Или профессиональная солидарность всё-таки сохраняется, несмотря на действия государств?
— Мы следим за прессой западных стран и видим, что о России сейчас говорят либо плохо, либо никак. При этом мы общаемся с журналистскими организациями всего мира, у нас отлично налажено взаимодействие с Международной федерацией журналистов (МФЖ). Несмотря на то, что сейчас из очень многих международных организаций попросили россиян выйти, в МФЖ мы остаёмся. В конце мая состоялся 31-й съезд МФЖ в Омане, наша делегация туда не поехала, чтобы не вызывать лишнего ажиотажа, потому что украинские и скандинавские «коллеги» требовали исключить СЖР из организации. Однако даже попытки поставить на голосование этот вопрос не прошли. Несмотря на огромную информационную волну, которая сейчас идёт против нашей страны, есть факты, когда национальные синдикаты журналистов корректируют информационные вбросы, становясь на сторону правды. Это показывает, что в мире ещё существует международная журналистская солидарность.
— В каких странах, по данным СЖР, сложилась наиболее неблагоприятная ситуация с работой российских СМИ, и где нашим журналистам комфортно работается?
— Ещё до начала специальной военной операции (СВО) в Англии, например, в адрес наших журналистов, работающих в этой стране, поступали угрозы, в том числе убийством детей. Кстати, тогда глава синдиката журналистов Великобритании и Северной Ирландии написала мне письмо, что они категорически против такого поведения и публично заявили об этом.
Очень непросто работать нашим коллегам в США и Великобритании, сложно даже приехать домой в отпуск, потому что можно не вернуться из-за проблем с визами и разнообразных препон. Тяжёлая ситуация в Германии, где немецкий союз журналистов, вопреки всем принципам солидарности, постоянно требует закрыть все российские СМИ и выгнать всех российских журналистов. Непростая обстановка для наших коллег и в некоторых скандинавских странах. Комфортно, по собственному опыту могу сказать, работать в Сербии, а ещё — в Белоруссии, в странах СНГ. Также препятствий для работы у наших коллег не возникает в странах арабского Востока, Африки, Латинской Америки, где в большинстве своём, по статистике, поддерживают Россию.
— После начала СВО Евросоюз и ряд западных стран ввели санкции в отношении российских СМИ. Как вы оцениваете такой шаг, почему они пошли на него, несмотря на декларируемую приверженность свободе слова?
— Задолго до спецоперации в западных странах изобретались различные способы, чтобы «закрыть рот» российским СМИ, которые шли против мейнстрима и пользовались там большой популярностью. Кто-нибудь когда-нибудь напишет книгу или диссертацию, потому что такой информационной войны без правил, как сейчас, с использованием самых грязных технологий, не было никогда.
Но должен отметить, что наша аудитория не поддаётся на пропаганду так называемого коллективного Запада. После начала пандемии COVID-19 российская аудитория вернулась к профессиональным СМИ, люди стали им больше доверять, потому что проверять информацию и опровергать фейки могут только профессиональные журналисты. Это доверие сохранилось до настоящего момента. И даже молодёжь, которая раньше не подозревала, что существует Первый канал или канал «Россия», теперь смотрит и «Вести» и программу «Время».
— Будьте добры, расскажите более подробно, как пандемия COVID-19 отразилась на работе российских журналистов и медиа, какие СМИ пострадали сильнее всего?
— Десятки российских журналистов скончались от COVID-19, заболев при выполнении своего профессионального долга, в том числе в «красных зонах», десятки тысяч переболели. В 2020 году мы запустили масштабное исследование и по его итогам вместе с Национальной ассоциацией телерадиовещателей (НАТ) написали письмо в правительство о необходимости включить нашу отрасль в число наиболее пострадавших. В результате более 30 тысяч СМИ получили помощь.
Результаты еще одного нашего исследования показали, что COVID-19 нанес отрасли не столь значительные разрушения, как мы ожидали в самом начале, в том числе благодаря помощи государства. По нашим данным, в связи с пандемией и возникшими экономическими проблемами в стране закрылось 44 СМИ, значительная часть из них — это радиостанции. При этом самый сильный удар был нанесен по печатной прессе, потому что читатели опасались покупать ее в киосках, а самая большая аудитория — люди старше 60 — долгое время не могли выходить на улицу. Проблемы были и с доставкой тиражей почтой. Телесмотрение же увеличилось невероятно, хотя упали рекламные доходы у телевидения и радио. Сейчас они понемногу восстанавливаются.
— Можно ли сказать, что коронакризис почти не отразился на трудоустройстве журналистов?
— Не так сильно, как ожидалось. Опять же, народ у нас сообразительный, все быстро мобилизовались, руководители сообразили, как спасти редакции, как организовать работу в тяжелых условиях. Вместе с тем произошли изменения, к которым были готовы технические средства и возможности, — это общение онлайн, удаленка. Многим это понравилось, многие поняли, что так можно работать. И наши крупнейшие СМИ, такие как «Комсомольская правда», «Аргументы и факты», сменили локацию основной редакции, переехали в меньшее пространство. Многие коллеги теперь успешно работают в формате полуудаленки, когда офис — это только дежурная группа, руководство и бухгалтерия.
— То есть поддержка государства в коронавирусный кризис была, по вашему мнению, достаточной?
— Насколько это возможно, да. Я хочу поблагодарить министерство цифрового развития, и в частности, тогдашнего замминистра Алексея Константиновича Волина. Мы тогда бились с ОКВЭДами (классификаторами видов экономической деятельности — ИФ) несколько месяцев, потому что именно по этим регистрационным номерам СМИ выдавали помощь. В СЖР тогда пришло более трех тысяч заявлений о невозможности получить помощь из-за проблем с ОКВЭД. И мы через министерство помогали это поменять. И только 1% из всех просьб не смогли удовлетворить. Это была очень большая работа, которая во многом получилась. Ко мне в регионах до сих пор подходят люди, которые говорят «спасибо», потому что редакция получила помощь и удалось спасти коллектив.
— В начале мая СЖР направил в правительство и Госдуму предложения по срочной поддержке СМИ в условиях антироссийских экономических санкций. Среди этих предложений, в частности, разрешение рекламы пива и рецептурных лекарств, а также мораторий на налоговые проверки. Были ли рассмотрены эти предложения, будут ли какие-то меры реализованы?
— Насколько я понимаю, сейчас идет разработка большого пакета помощи отрасли с опорой, в том числе, и на наши предложения. Первоочередная проблема сейчас — это отсутствие типографской краски. В каких-то регионах уже появляются черно-белые газеты вместо цветных, хотя проблемы есть и с черной краской. Пока ее везут из Индии и Китая. Я говорил с руководителями типографий, многие из них «стреляют» друг у друга по бочке краски, когда не хватает. Но, думаю, производство наладят у нас достаточно быстро. Надо учесть также, что многие типографские машины — западного производства, для них нужны запчасти, а также определенные типы химикатов в красках, чтобы все работало. У телевизионщиков и радийщиков вся аппаратура западная — и аппаратные, и съемочные комплексы. Нужно новое оборудование, запчасти, программное обеспечение и много чего еще. С этой точки зрения, легче чувствуют себя интернет-СМИ.
— А есть какая-то альтернатива западному оборудованию и программному обеспечению? Когда, по вашему мнению, ситуация с ними наладится?
— В России производят печатные машины, но не массово. В Китае, Индии, во Вьетнаме существуют разнообразные варианты замены любой техники — и телевизионно-съемочных, и печатных машин. Думаю, в течение нескольких месяцев будет какой-то переходный период, и отрасль подстроится под новые условия. Наладятся новые цепочки доставки всего — и оборудования, и необходимых запчастей, возможно, появится и наше программное обеспечение или найдутся аналоги из других стран.
— В июле в России принят закон, регламентирующий работу иноагентов. Ваша оценка закона, учитывая, что, кажется, из всех предложений СЖР и СПЧ в тексте осталось только разрешение не маркировать личные сообщения?
— Мы долгое время занимались этой темой, так как многие коллеги опасались попасть в этот список. Все предложения обсуждались в Минюсте с участием министра. В итоге после межведомственного согласования и при понимании того, что мы сейчас находимся в особой ситуации, было утверждено предложение, чтобы не маркировать личные сообщения в социальных сетях. Также стал возможным при попадании физического лица в этот список легкий, по мнению Минюста, выход из него. Мы пониманием, что в нынешней ситуации, наверное, это все, что возможно.
— Насколько, по вашему мнению, законодательство об иноагентах влияет на работу российских СМИ?
— Я думаю, появление этих законодательных актов не оказывает большого влияния на работу журналистов. Может быть, у кого-то возникает определенная самоцензура, но самоцензура — это не всегда плохо, нужно понимать, какие вещи в некоторых ситуациях недопустимы. Например, на войне нельзя показывать разорванные в клочья тела, шокирующие снимки.
В России зарегистрировано более 60 тысяч СМИ, работают несколько меньше. А в списке иноагентов сейчас менее 200 позиций как юридических, так и физических лиц, то есть от общего числа официально зарегистрированных и работающих в России СМИ это менее половины процента.
— Как на работе наших СМИ отразится закон о зеркальных мерах на случай запрета в иностранных государствах деятельности российского СМИ, а также возможность лишения российского СМИ лицензии по требованию Генпрокуратуры без суда?
— Зеркальный ответ — это, по нашему мнению, адекватная мера в определенных случаях, которая, впрочем, существовала давно в постановлении кабинета министров об аккредитации иностранных журналистов. СЖР против любых ограничений СМИ, но в зеркальном формате они, наверное, могут применяться. Что касается возможности Генпрокуратуры остановить деятельность СМИ, то мы были против. Эта мера очень серьезная и непростая, но нам удалось при ее обсуждении добавить в закон право на ошибку, когда вместо закрытия СМИ его деятельность приостанавливается и может быть возобновлена после снятия претензий Генпрокуратуры. Мы будем внимательно следить за правоприменением этих норм.
— Влияет ли существование статей административного и уголовного кодексов о фейках и дискредитации Вооруженных сил, введенных после начала военной операции, на ситуацию со свободой слова в России?
— Мы понимаем, что это определенные ограничения, в том числе свободы слова, чтобы не навредить нашей армии, в этом смысле они в какой-то мере оправданы. Но как только закончится специальная военная операция, мы будем настаивать, чтобы все ограничения были сняты.
Всегда существует определенное перетягивание каната, когда государство хочет, чтобы журналисты писали только так, как хочет государство, а журналисты все-таки хотят находить какие-то проблемы и с помощью государства их решать. Вот насколько этот клапан открывается, насколько закрывается — это всегда во всем мире так, то туда, то сюда, насколько возможно — он дышит.
— Считаете ли вы, что журналистика — это всегда пропаганда?
— Коннотация слова «пропаганда» почти всегда негативная, хотя, по сути, «пропаганда» от — «распространять». Соответственно, как мне кажется, если у страны нет своей официальной государственной пропаганды и контрпропаганды, то страна не выживет в нашем непростом мире. Если ваша пропаганда не будет работать на вашу аудиторию, то есть до народа не будет доводиться государственная позиция, а вместо этого на него будет воздействовать пропаганда ваших врагов, то стране не выжить.
— Каковы перспективы профессии журналиста?
— Даже когда роботы будут писать новости, журналистика всё равно останется. Я часто выступаю перед студентами и пугаю их. Они всё говорят: вот блогеры. Я говорю: ребята, с блогерами конкуренция не такая страшная. Можете себе представить, если бы в мире пропали все журналисты и остались только блогеры? Будет полный бардак.
Страшна конкуренция будущего — это искусственный разум, который сейчас уже в неограниченных объемах бесплатно сочиняет музыку, пишет романы, пьесы, тексты и новости. Но журналистика останется в любом случае, например, в формате работы «в поле», в осмыслении глобальных явлений, в информации. Но она претерпит изменения. Думаю, форматы сократятся, и непосредственно обработка большого потока новостей, как это происходит в агентствах, возьмет на себя искусственный интеллект (ИИ). Уже сейчас появляются искусственные аватары людей, которые читают искусственно же написанные новости. Тем не менее, так, как мы с вами сидим разговариваем, вряд ли сможет делать ИИ. Или в случае со съемочной группой, которая поехала на Донбасс, и там каждый раз надо принимать новые решения и каждый раз по-новому понимать, как выжить и снять материал.