Валерий Воронин. На конкурс: Год Памяти и Славы: мы – за правду Истории!

Валерий Воронин

 ГРУША

Рассказ-быль

 

– Паша, немцы, немцы! Быстрее беги!

Паша, шустрая худенькая девчушка, тут же бросилась вон из хаты. Тётя Оныся только в последний момент заметила возле тына остановившуюся телегу, запряженную парой понурых коней. А чуть поодаль – несколько человек в форме. Не к добру…

В тот же миг дверь с грохотом распахнулась и в хату ввалились сразу несколько человек. Это были не немцы, полицаи. Значит, облава… Паша не успела выскочить во двор. Дуло винтовки уперлось ей в лоб. Схватили, связали, бросили в телегу. Резкий запах навоза и конского пота ударил в нос. Это всё, что запомнила в тот момент.

 

***

Пашу пытались угнать в Германию три раза. Впервые это случилось вскоре после того, как немцы заняли Кривой Рог. В их рабочем посёлке на окраине рудника Фрунзе на постой встала какая-то тыловая часть. Семью Паши тут же выгнали из хаты – живите где хотите. В хату заселились немцы, а отец Паши – Федосей вырыл в саду неподалёку от груши землянку. Там они и ютились всей семьёй.

Груша росла уже десять лет. Федосей посадил её в год, когда начал строить из саманных кирпичей хату. Глины и соломы было вдоволь, так что хата получилась теплой. А груша росла быстро и каждый год радовала урожаем. И хоть была она дичкой, но плоды казались такими сочными и пахучими, что сравниться с ними не могла любая другая, самая распрекрасная груша.

Однажды полицаи согнали всю молодёжь в летний клуб, заставив взять с собой вещи и еду. Все знали – погонят на работу в Германию. Паша шла в клуб, ничего не соображая. Ноги были ватными…

А опомнилась лишь через два дня, уже в «пересыльном» пункте, куда их переправляли из клуба. Опомнившись, тут же решила: «Надо бежать. Во что бы то ни стало – бежать!» Подговорила подружку, и под покровом ночи девочки перелезли через забор и юркнули в темноту. Рядом располагался лагерь для военнопленных красноармейцев. Точнее – краснофлотцев. Их пригнали сюда из Севастополя, после того, как город пал. Паша ходила сюда раньше несколько раз, когда можно было. Из их посёлка один парень – Николай, был призван в Севастополь, служил на флоте. Это была её первая симпатия. Паша ходила в надежде: а вдруг жив?

Когда началась война, от него пришло одно-единственное письмо, пока была ещё такая возможность. Николай написал: если не вернусь домой, значит, остался навсегда в Севастополе. А найти то место будет просто. Весной на той земле маки цветут. Вот где будет самое обильное место с маками…

…Лагерь для военнопленных охранники стерегли зорко. Всё время слышались какие-то окрики. Прожектор ощупывал колючую проволоку, словно пытался найти в ней изъяны. Чем дальше от прожектора уходила в ночь Паша, тем становилось все спокойней… Никто не спохватился, никто не бросился вдогонку. Домой вернулись уже следующей ночью, когда немцы в их хате крепко спали. Отец Федосей, человек уже немолодых лет, только-только вернулся с работы. Немцы всех трудоспособных рекрутировали. Но на ночь отпускали… Отец Федосей и мать Женя обрадовались дочери так, что слова не могли выговорить. Хотя у Федосея сильно защемило под ложечкой: лучше бы не возвращалась! В его слесарке, где он теперь работал, ночью прятались беглые пленные. Подпольщики наладили контакт с краснофлотцами, томящимися в лагере. И время от времени удавалось оттуда вытащить то одного, то другого… Их вывозили под трупами умерших в лагере. Затем – на несколько дней в слесарку к Федосею, где требовалось их подкормить. А дальше – партизанам. Федосей не считал себя никаким подпольщиком, обычный человек… Но если бы немцы вышли на след подполья, расстреляли бы не только его, но и всю семью. Об этом знали все. Вот у Федосея и заныло сердце…

А вскоре пришли полицаи. Злые, как собаки. Вытащили Пашу из землянки и поволокли со двора. Она вначале изворачивалась, но только тем усиливала злость полицаев. Стали бить, матерились так, что было слышно на весь посёлок. Позже Паша узнала, что они получили взбучку от немцев за то, что сбежали две девушки. По спискам проверили. Немцы народ пунктуальный – адреса всех угоняемых в Германию в списках значились…

Паша не сдалась. Она вновь твердо решила бежать. Но ни со сборного пункта, ни с железнодорожной станции сделать это не удалось. Стерегли и берегли. Живая дармовая сила! Едет работать на благо Германии.

А на первом же перегоне, когда теплушку на короткое время открыли, – шмыгнула под вагон, прижалась к колесу. Не заметили. Дальше – на другую сторону. А там ещё один эшелон. С немецкой техникой. Вот-вот тронется. Паровоз пыхтел так, что казалось, сейчас взорвется. Паша юркнула под состав и оказалась на другой стороне. Дальше – поле. Чистое поле. Идти нельзя. Увидят, поймают. Эшелон с техникой тихо покатился вперед. Паша сползла с насыпи в траву, посмотрела ему вслед. И вдруг – охранник! Он смотрел на неё и смеялся. Молодой веснушчатый немец держал в руках губную гармошку. Видимо, собирался так скоротать время. Он сидел на открытой платформе уходящего состава. Рядом – пулемёт, второй немец… Охранник не поднял тревоги, хотя, конечно же, понял всё. Наверное, пожалел. А вскоре тронулся и её эшелон. Только без Паши.

Она знала, что её хватятся – не сегодня, так завтра. Будут искать. Обязательно будут. Поэтому домой нельзя, никак нельзя. Пошла полями. Добрела до тётки Оныси, это их родня. Жила та на уединённом хуторе № 64. Такое чудное, ещё с царских времен, название.

…На этом хуторе потом жила долго. К тому времени много что изменилось. Теперь уже немцы отступали. Наши Кривой Рог брали три раза, но не в силах удержаться в нём, откатывали. Но ясно было – возьмут. Обязательно возьмут. Наверное, и немцы это знали. Они устраивали облаву за облавой, подчищая всё, что можно успеть вывезти в Германию. В такую вот облаву попала и Паша. Тётя Оныся не успела её спасти.

…И снова хата, набитая теми, кого завтра погрузят в эшелон. Паша всё знала, всё понимала. Был февраль, холодно, в хате натопили. Одни девочки поснимали верхнюю одежду, другие прямо спали на ней, подмяв под бока.

Паша дождалась глухой ночи и пошла к двери. За ней сидит полицай, охраняет. Попросилась в уборную. Знала, обязан сопровождать и вернуть в хату. Но сонный же, и ночь глухая и холодная! А она – без чулок (заранее сняла), сапоги на босу ногу, в одной кофте (пальто оставила в хате). Сонно глянул вверх: «Иди, только быстро!» Куда такая убежит? Через час замёрзнет, если что… Она выскочила на мороз. И сразу мимо уборной – в поле. Ещё с вечера изучала все подступы к хате. Где дорога, где полицаи остановились, где станция…

Не бежала, неслась по полю, не чувствуя холода. Падала, вскакивала и снова бежала, пока хватало сил. Несколько раз переводила дух и слушала, как громко стучит сердце.

И вдруг – еле слышимый топот копыт. Кто это? Она напряженно вгляделась в темноту. Где-то вдалеке мелькнула искорка. Явно свет факела. Что это?

Конь, факел… Так это же по её душу! Хватились. Да как быстро хватились! А куда деться? Вокруг поле. Недалеко спасительные деревья. За ними можно спрятаться. Нет, там же и искать будут. В первую очередь. А конский топот всё ближе и ближе. Хотя бы ямка была, ну совсем небольшая. Заползти, затаиться и слиться с промозглой землёй. Но поле чистое, гладкое. Только в нескольких местах пожухлый бурьян. А в одном месте – совсем крошечный холмик кукурузных стеблей. Деваться некуда. Постаралась запихнуться под него. Благо худенькая.

А конь совсем рядом. Кажется, стучит копытами прямо над головой. Теперь послышался топот и второго коня. Ищут её, ищут… Паша не знала, заметно ли, что под кукурузой лежит человек, и сможет ли полицай высмотреть её при свете факела. Она не дрожала от холода и страха. Она просто не дышала.

И вдруг конь ринулся прямо на неё. Это было так отчетливо ясно. Но в последний момент он перепрыгнул через «кукурузный холмик» и понёсся дальше.

Лишь когда топот копыт стал почти неслышимым, девушка выбралась из своего укрытия. Теперь надо двигаться дальше. Вскоре февральское ночное небо с одной стороны стало светать, она пошла навстречу солнцу на восток. Там наши, там её дом.

Но сколько она ни шла, даже захудалый домишко не встретился на её пути. Холод пронимал до костей так, как будто сами кости были изо льда. Она ничего не чувствовала. Несколько раз мысленно обращалась к небу за помощью. Подумать только, она, комсомолка, советский человек, а ищет поддержку на небе…

Вскоре удалось выбраться на просёлочную дорогу. И вдруг… Впереди что-то замаячило. Телега? Точно, телега! Вокруг – две или три воронки. Оглобли торчат вверх. Разбросано шмотьё, платья цветастые, как у цыган. И на оглоблях висят чулки! Теплые. Не раздумывая, Паша сбросила сапоги и натянула чулки. Какое блаженство! Укуталась, как могла, всем, что осталось в телеге. Поблагодарила цыган, которые, пусть и невольно, но спасли ей жизнь. И только чуть позже, уже согревшись от ходьбы, подумала о чулках. Она с такой жалостью, дрожа от холода, вспоминала чулки, которые сняла там, в хате. И вдруг ей даны новые…

К вечеру Паша добралась до какой-то хаты, где жила старая женщина. Сказала на всякий случай, что заблудилась. А старуха лишь кивала головой в знак согласия, хотя ясно видела совсем другое. К утру девушка заболела, и целый месяц старуха её выхаживала. Немцы наведывались сюда дважды. Каждый раз старуха сообщала, что это её внучка, которая тяжело больна. Как-то ранним утром в окошко осторожно постучали. Старуха, чутко спавшая всегда, тут же подскочила.

– Кто там?

– Мамаша, открой, свои…

Паша тоже проснулась и с тревогой посмотрела в окно.

– Говорят, свои… – вздохнула старуха, зажигая коптилку. – А пойми, кто…

Но не открывать дверь – тоже нельзя. Она, кряхтя, пошла в сени и отодвинула засов двери. Паша успела одеться, не зная, чего можно ожидать от незваного гостя. Через мгновенье в комнату ввалился военный. Свет от коптилки позволял это понять. Но на нем было обмундирование явно не немецкое и не то, что носят полицаи.

– Немцы у вас есть? – спросил он.

– Нет, здесь нигде их нет, – отвечала старуха и тут же спросила: – А ты-то сам кто будешь?

– Разведка, мать. Наш я, наш. Не волнуйся.

– Так откуда же ты взялся, сынок?! – старуха всплеснула руками.

– Откуда? – он даже рассмеялся. – Кривой Рог взяли, скоро Красная армия и вас освободит.

– Держись, сестрёнка!

Разведчик посмотрел на Пашу, у которой от счастья по щекам текли слёзы, и с чувством поцеловал её.

Домой Паша вернулась спустя полтора месяца. Весна набирала силу. Девушка вошла в свой родной двор. Хата была пуста. Немцев здесь уже, конечно, давно не было. Пошла к землянке и вдруг увидела, как на груше уже зарделись, готовые в любой момент распуститься, почки. А спустя несколько дней не только груша, но и все сады посёлка взорвались белым сияющим цветом весны.

 

***

Меня всегда поражало невероятное по силе цветение садов в этом посёлке. Назывался он Дубровский из-за близ находящейся Дубровой балки. И был во всех смыслах цветущим. В годы перестройки было принято решение его снести как неперспективный, а людей переселить в многоэтажки. Своеобразный вариант того, что мы сейчас называем «оптимизацией».

Старики держались до последнего, даже когда отключили свет и воду. Доводы у сносивших посёлок были веские: якобы под ним находится железная руда, которую вскорости здесь будут добывать. Но…

Вскоре Советский Союз распался, а у Украины просто не нашлось силёнок для освоения новых месторождений. А посёлка-то нет уже…

Все дома снесли, сады выкорчевали, землю распахали, как будто бы и не было здесь ничего и никогда. Лишь одно дерево устояло – это груша-дичка, которую посадил в 1932 году Федосей, отец Паши. Эта груша стала настоящим гигантом, вровень с теми легендарными дубами, в честь которых были названы и балка, и посёлок.

Её спилили последней, очевидно, подыскав нужную пилу или нужного исполнителя. Я видел распиленные её части, которые мне напоминали разрезанного на части богатыря. Сделалось горько. Почему-то подумалось, что груша была своеобразным оберегом всей этой земли. И с этой землей теперь может случиться что-то очень страшное.

А спустя несколько лет начался «Майдан 2013 года». И вскоре Украина погрузилась в 2014-й, когда её разрушение и развал на куски стали напоминать мне грушу-дичку, которой бы ещё цвести и цвести.

Хорошо, что Паша не дожила до этой горькой минуты.

Запись опубликована в рубрике Авторские колонки, Новости. Добавьте в закладки постоянную ссылку.

2 комментария: Валерий Воронин. На конкурс: Год Памяти и Славы: мы – за правду Истории!

  1. Алиса говорит:

    Год памяти и славы призван напомнить нам об этой ответственности, о достоинстве, верности и чести наследника Великой Победы, которым является каждый. Обратиться к семейной истории и истории своей страны, узнать ранее неизвестные события, факты военных лет. И задуматься о том, как храним мы оплаченное непомерной ценой миллионов человеческих жизней. Чем доказываем, что они не стали напрасны. Оставим ли мы после себя что-то действительно важное, нужное людям, России, миру.

  2. Константин говорит:

    На базе Пензенского художественного училища прошёл «Диктант Победы», приуроченный к 75-летней годовщине Победы в Великой Отечественной войне. «Диктант Победы» включён в План основных мероприятий по проведению в России Года памяти и славы в 2020 г. Все желающие могли проверить свои знания по истории ВОВ и ответить на 25 вопросов, посвящённых этому важнейшему событию. Сегодня как никогда становится актуальным патриотическое воспитание молодёжи, формирование нравственных ценностей посредством сохранения военно-исторической памяти. В завершение акции состоялся показ фильма «Судьба человека», режиссёр С. Бондарчук. Наш долг – помнить о подвиге многонационального советского народа, беречь правду о войне и героях Великой Победы и предавать эти знания будущим поколениям.

Добавить комментарий для Константин Отменить ответ

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *