Капитан 1 ранга Владимир Леонидович Чупахин занимал должность заместителя редактора отдела боевой подготовки ВМФ СССР, шесть лет был главным редактором «Красной звезды» (1992-1998). До этого он в течение нескольких лет ходил по долгу службы в морские походы, 14 раз проходил Босфор, освещал жизнь за пределами суши. Лауреат премии СЖ СССР 1988 года.
Военный журналист в беседе с Дмитрием Трубиновым и Татьяной Чижовой не скрывает, что вся военная журналистика была засекречена, но не пора ли сейчас открыть некоторые тайны?
– Как вы пришли в журналистику? С чего начался ваш путь?
– Я, как вы понимаете, не просто журналист, а военный журналист, более того – военно-морской журналист. Путь в профессию начался с моего родного города Севастополь. Там жили мои отец и мать, там они и похоронены. Там окончил школу, и, соответственно, все мои друзья-одноклассники – тоже оттуда. И жена моя тоже из этого прекрасного черноморского города. Севастополь в те времена был военно-морской город. Он жил только флотом. Все мальчишки, естественно, должны были поступать в военно-морские училища. Их было два: Черноморское высшее военно-морское имени П.С. Нахимова, которое сейчас восстановлено, и Севастопольское высшее инженерное, где готовили людей, обслуживающих реакторы на атомной подводной лодке. У меня была идея фикс поступить именно туда. Я хорошо учился, был победителем многих математических олимпиад. Про журналистику вообще не думал, хотя мой отец был военным журналистом. Но в 9-10 классах у меня резко упало зрение. О службе на флоте можно было забыть. А так как я вырос в военной семье и считал себя потомственным военным, нужно было искать альтернативный вариант. Я узнал, что есть Львовское высшее военно-политическое училище, где был факультет журналистики. Туда, собственно, я и поступил. Замечательное было училище, замечательный был факультет. После окончания учёбы я получил распределение в родной Севастополь и проработал там 6 лет в газете Черноморского флота «Флаг Родины».
Журналистская профессия дала мне возможность близко познакомиться с флотом. Мы занимались историями людей, рассказами об их жизни и жизни армии и флота. Конечно, иногда приходилось вставлять такие стереотипы, как «на 27 съезде ЦК КПСС….», «…а куда смотрела партийная организация». Без этого тоже не обходилось. Но в принципе мы занимались не пропагандой, а показывали позитивный пример службы в армии и на флоте, несмотря на то, что служба вообще тяжелое дело, а военно-морская тем более.
Нынешняя журналистика уже потеряла этот жанр – простой очерк о человеке, не обязательно о герое, может, о хорошем рабочем, селянине, фермере. А мы об этом писали много, и я в частности. Также я регулярно принимал участие в походах, знакомился с выдающимися военными. Газета освещала жизнь военно-морского флота, в частности жизнь 5-й Средиземноморской эскадры. Это было оперативное объединение кораблей Военно-Морского Флота СССР. Она была создана для решения боевых задач на Средиземноморском театре военных действий в период холодной войны. Её основной потенциальный противник был 6-й оперативный флот ВМС США.
– Военно-морская журналистика позволила вам ходить с военными в плавания? В каких местах Вам удалось побывать?
– Я много где бывал. 14 раз проходил Босфор, но в Стамбуле не был ни разу, все думаю о том, что надо бы съездить, но как-то не получается… В советское время у нас были так называемые дружеские визиты. Мы по Средиземному морю почти везде проплыли, только во Франции мне не довелось побывать. А так я был в Италии, Ливии, Сирии и так далее. В порты заходили, чтобы припасов набрать. Кстати, питьевой воды в море нет, поэтому воду тоже надо было брать. Моя командировка как журналиста проходила как пересадка с корабля на корабль (до 12 кораблей). Иногда прыгать надо было с борта на борт, а в шторм тебя вообще в сетке с корабля на корабль передают.
– О чём вы писали в газете? Какие темы Вы выбирали для публикации?
– Сразу хочу сказать, что подвиги героев того времени, служивших на флоте, не предавались огласке. Люди получали звание Героя Советского Союза, но за что – было государственной тайной. Наша задача была в какой-то степени хотя бы между строк, намеками рассказать об этих людях.
Помню, я писал материал о капитане 1 ранга Военно-Морского Флота СССР Леониде Романовиче Куверском. Я посвятил ему целых три колонки, где рассказал о том, что он Герой Советского Союза, а чем именно он заслужил звание, в материале не написано. Такова была цензура. Всё это было засекречено, и нам нужно было приложить много усилий, чтобы, не рассказав о подвиге, сказать о человеке. Единственное, что мне удалось написать, намекающее на его подвиг, – это строка «Только что он с экипажем завершил работу особой сложности». Далее пришлось вставлять описание чайки, рассказы о его жизни, службе, знакомых. Также мне удалось добиться заголовка «Полюс». Бдительный читатель мог догадаться, что он совершил какое-то уникальное подводное плавание на полюсе. И только спустя много лет можно было напечатать, что Куверский получил «Золотую Звезду» за то, что подводная лодка под его командованием, участвовавшая в проведении испытаний по определению возможности использовать ракетное оружие в Арктике, прошла в Баренцево море и попала в цели в Тихом океане.
В те времена читателю приходилось искать смысл между строк: «… когда подводная лодка совершала очень сложный маневр, подплывая под паковый лёд. Так было и в часы поиска удобного места для всплытия… каким маневром сбросить ледяную глыбу, угодившую на крышку ракетной шахты?». В отличие от космонавтов, о которых говорили в прессе, по телевидению, о моряках-подводниках страна не знала ничего. Юрия Алексеевича Гагарина, первого человека, побывавшего в космосе, все знают. А кто был командиром первой советской атомной подводной лодки «Ленинский комсомол», никто не знает. К слову, это был капитан 1 ранга Леонид Гаврилович Осипенко. Освоение космоса и освоение «подводного космоса» шли параллельно, и что из этого более рискованно – ещё вопрос.
Ещё был такой Лев Михайлович Жильцов. Ему присвоили Героя Советского Союза за то, что подлодка «Ленинский комсомол» под его командованием совершила проход подо льдами Северного Ледовитого океана и всплыла близ Северного полюса.
Мне удалось поучаствовать в походе по Дунаю. Мы проплыли от Измаила до Вены, пройдя Румынию, Болгарию, Югославию, Чехословакию, Австрию и Венгрию. Это был 1985 год. Отряд кораблей Краснознаменного Черноморского флота совершал в канун 40-летия Великой Победы поход по Дунаю, по местам боевой славы. Тогда я опубликовал в газете «Красная звезда» свои путевые заметки под заголовком «Венок Дуная».
– Какая она – военная журналистика?
– Напомню, что вся военная тематика была засекречена. Военная журналистика тоже была подвержена идеологическому самоограничению. Кроме того, существовала ещё самоцензура. На двери кабинета редакции газеты «Флаг Родины» висела табличка «Военный центр». Кроме того, существовала толстая книга «Сведения, запрещенные к опубликованию в печати». Это был перечень того, о чем нельзя было писать. Есть, действительно, военные секретные данные, но были такие ограничения, как, например, какое количество имен командиров подводных лодок можно открыть за год. Бдительные военные чиновники опасались, что вражеская разведка, читая между строк нашу газету, выудит из нее необходимую им информацию. По сути, это оправданно и справедливо. Военная тайна строго охранялась.
Был такой анекдот про военную цензуру. Военному цензору попадает на стол «Слово о полку Игореве». Он с заголовка начинает править. Что это за «полк»? Надо, чтоб по правилам: «Слово о подразделении Игореве». Дальше сидит и думает. Раз полк Игоря, то, понятное дело, это какой-нибудь генерал. Исправить! Пишет «Слово о подразделении, в котором служит товарищ Игорь». Вот примерно так и было. Бывали случаи, когда цензор был слишком придирчивый и мог вычеркнуть слова, что «у дежурного офицера усталое лицо». Руководством о цензуре запрещалось писать, скажем, о характеристиках танков, что естественно, но отдельной строкой было написано, что «нельзя показывать низкий морально-политический дух». И что, усталое лицо – это низкий моральный дух? Кроме того, служба была тяжелой. Были ребята, которые не выдерживали. Поэтому было важно публиковать такие материалы, где говорилось о престижности службы. Нам необходимо было показать привлекательность такого жизненного пути.
– Как вы получали премию Союза журналистов?
– Я был спецкором газеты «Флаг Родины». Шел уже 1985 год, в стране – новый Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором Михаил Горбачев сообщил о планах реформ, направленных на ускорение социально-экономического развития страны, и на котором впервые прозвучало слово «перестройка». В лексикон советских людей вошли новые слова «ускорение», «гласность», мгновенно разлетевшиеся по всему миру. Второе подразумевало открытие многих возможностей, которых раньше не было. Работа спецкором была для меня счастьем. Самая лучшая должность в военной журналистике. Представьте, что примерно раз в месяц надо было опубликовать статью, которая вызовет общественный резонанс.
Тогда в армию только начала проникать наркомания. Я был первым, кто опубликовал материал на эту тему, хотя он был такой завуалированный, некритический, а скорее профилактический. Потом я работал над очень тяжелой темой самоубийства в армии. Я специально ездил в Кандалакшу, где находилась часть, в которой и произошла трагедия. Находясь в карауле, солдат, за которым ранее ничего не замечали, заводит машину, которую ему было приказано охранять. Там оказался ключ. Видимо, уже в каком-то затуманенном сознании он едет сначала в сторону своего дома, потом, осознав ужас содеянного, бросается в другую сторону. Остановившись, он роет окоп, залегает и хочет от кого-то отстреливаться. В конце концов, он пускает пулю в лоб. Совершенно дикая история. Совершенно нелепая смерть. Я во всем этом разбирался и опубликовал материал. И когда накопилась серия такого рода материалов, меня представили к награде – премии Союза журналистов СССР. В 1988 году я действительно получил премию лауреата Союза журналистов СССР. Это было очень престижно.
– «Флаг Родины» – это только одна ступенька вашей журналистской деятельности. Как дальше развивался ваш путь?
– Во время работы во «Флаге Родины» я писал также материалы в газету «Красная звезда». Спустя какое-то время меня пригласили туда в военно-морской отдел, потом я перешел в отдел очерка и публицистики. Впоследствии я стал заместителем главного редактора. Это уже была не журналистская, а скорее администраторская работа. Это была ежедневная чистка номера, потому что раньше выходило два выпуска газеты: для периферии и для Москвы и Московского региона. Работать заканчивали в полночь. Я был не в восторге от ночных дежурств. В 1992 году я стал главным редактором.
– Насколько нам известно, вы кроме работы ещё и учились в Академии общественных наук? Каким был этот период?
– Несмотря на сложности и передряги, я окончил ещё Академию общественных наук при ЦК КПСС. Сейчас она находится на Юго-Западной и называется Российская академия управления. Мне довелось там учиться на стыке эпох. Я поступил в 1989 году на специальность «партийное строительство». Но когда выпускались, в ди-пломе уже стояла специальность «политолог». Кстати, о политике. У меня сохранилась газета «Красная звезда» от 27 марта 1992 года, я тогда был её главным редактором. На первой странице газеты опубликован материал под заголовком ««Холодная война» между Россией и Украиной, похоже, может стать горькой реальностью». Там, конечно, речь шла о конкретном конфликте вокруг Военно-Воздушных Сил Украины. За 25 лет – предсказано!
– Каково это было быть главным редактором газеты «Красная звезда»? Учитывая тот факт, что после распада СССР приходилось быстро подстраиваться под новые реалии?
– С распадом Советского Союза начался распад везде – и в армии тоже. Рыночные отношения заставили заниматься несвойственным для журналистов делом – поиском денег. Приходилось объяснять нашим генералам, что да как. Дело в том, что газета в советской экономике давала гигантскую прибыль, полностью себя окупая и тратя деньги на нужды, но редакторская деятельность стоила две копейки. Когда в стране начался уже рынок, всё подскочило в цене, включая распространение газеты, закупку бумаги и так далее. Творческой частью я был готов заниматься, но вот коммерческие дела меня доконали. Правда, я продолжал тянуть лямку главного редактора. Но в 1994 году началась Чеченская война. У меня своя позиция к этому конфликту. На этой войне был убит мой хороший товарищ, военный корреспондент полковник Владимир Михайлович Житоренко. У меня произошёл моральный надлом, да ко всему прочему начало портиться здоровье. Поэтому я принял решение уволиться.
– Чем вы занимались после ухода из «Красной звезды»?
– Я целиком погрузился в обычную гражданскую жизнь. Устроился в экологический журнал «Экос». Для меня началась совсем другая жизнь. А потом получилось так, что судьба развела меня с журналистикой. Я пошел в помощники к члену Совета Федерации. Там я достаточно хорошо и долго работал. Сейчас я военный пенсионер.
– Каким вы видели читателя ваших публикаций?
– Наш основной читатель – это, конечно, военные, ветераны войны, люди, близкие к армии. Молодежь тоже у нас была в качестве аудитории в период, когда мы в школах распространяли газету. Особенно когда было время призыва и подготовки. Читатели наши были отзывчивыми. Мы очень много писем получали, просто мешками.
– Изменились газеты с тех времен? Как воспринимают журналистику теперь?
– Когда говорят, что газеты умрут и уже умирают, то я вспоминаю фильм «Москва слезам не верит», где герой говорит: «Ничего не будет – ни кино, ни театра, ни книг, ни газет. Одно сплошное телевидение». Можно провести аналогию с современностью: «Ничего не будет – один сплошной Интернет». Но такого, думаю, быть не может. В конце концов, человеку необходима качественная информация. Как художественная самодеятельность не заменит классику, так и в журналистике: хорошая газета – это качественная информация. К таким я бы отнес «Известия», «Комсомольскую правду», «Коммерсантъ», «Независимую газету», «РБК». Газеты не умрут, но они будут другими. В каждой газете есть много талантливых журналистов, публикации которых я с удовольствием читаю. Я восторгаюсь современными журналистами и понимаю, как им тяжело работать сегодня в огромном информационном поле в невероятном ритме. Жалко, что пропадают некоторые жанры. Давно я не видел фельетонов, плохо обстоят дела с очерками, с публицистикой, которая поднимает важные морально-этические темы. Впрочем, всё это естественно. Просто другое время – другая журналистика.
Завершая беседу, хочу рассказать историю о силе печатного слова и о моем коллеге – Анатолии Аграновском, которого по праву называют первым пером советской журналистики и которого я считаю эталоном честности, ответственности, мастерства, воплощенных в нашей профессии.
29 апреля 1965 года «Известия» опубликовали очерк Аграновского «Открытие доктора Фёдорова». Знаменитый журналист и будущий знаменитый офтальмолог с мировым именем познакомились за пять лет до этого при странных обстоятельствах. Федоров работал тогда в Чебоксарах, в филиале Государственного института глазных болезней имени Гельмгольца. Там он сделал редкую операцию по «вживлению» в глаз искусственного хрусталика, разработанного самим доктором. Операция прошла успешно.
О враче-новаторе появился очерк в местной газете, его перепечатало одно из центральных изданий, где доктора по ошибке назвали директором филиала, чем навеки сделали его врагом действительного директора. С этого начались все беды чебоксарского врача. Он, зная журналиста по газетным публикациям, пришел к нему с неожиданной просьбой: доктору нужна была справка о том, что он, Федоров, не просил писать о нем в газете. Без такой справки, считал врач, ему конец. Аграновский не остался равнодушным к этой истории. Занялся тем, что сегодня назвали бы журналистским расследованием. Выяснил, что Федорова в Чебоксарах тривиально съели. В Москве, куда он кинулся, его встретили недружелюбно. Аграновский познакомился с противниками молодого врача – ожидал встретить бюрократов, а увидел ученых, раздраженных таким шумным успехом. Федорова обвиняли в саморекламе, хотя газетчики узнали о редкой операции от самого директора филиала. Начались захолустные пересуды, зависть и, как следствие, – увольнение с работы, прикрытое ходячей формулой, что, мол, незаменимых у нас нет.
В ту пору, не имея отдаленных – сроком в пять лет – результатов операции, Аграновский, по его признанию, не мог писать о докторе Федорове. Но не вмешаться в его судьбу тоже не мог. Он ходил в министерство, вел бесконечные переговоры с чиновниками по этому поводу, и доктора на работе восстановили. Тем не менее тот вскоре уехал из Чебоксар, потому что продолжать исследования ему там все равно не дали бы. По конкурсу Федоров прошел заведующим кафедрой глазных болезней Архангельского мединститута и перебрался туда. Тем и окончилась история тогда, в 1960 году.
Прошло пять лет. Все эти годы Федоров экспериментировал, искал, собирал единомышленников, дарил людям зрение, пытаясь превратить Архангельск в один из центров науки о глазных болезнях. Время от времени обменивался письмами с журналистом, который и сам с дружеским участием интересовался деятельностью врача. Переписывался с его пациентами, знал мастеров и специалистов на заводах, в лабораториях и конструкторских бюро, которые безвозмездно помогали окулисту создавать хрусталики, тончайшие операционные приборы и инструменты. Был осведомлен и о бедах доктора, которого не поддерживали ни в министерских, ни в научных медицинских кругах, ни председатель Всесоюзного офтальмологического общества, ни главный окулист Министерства здравоохранения СССР, ни председатель проблемной комиссии по офтальмологии Академии медицинских наук СССР. Как не без иронии написал Аграновский в своем очерке, «на всех этих ответственных постах пребывал один и тот же человек – уважаемый профессор, который с самого начала был против работ доктора Федорова». Поражаешься, как тонко и точно журналист вскрывает болезни нашего общества, как тепло и непафосно говорит о том, что называется забытым сегодня словом – патриотизм. Очерк, как и все публикации Аграновского, задел за живое, никого не оставил равнодушным. На газету обрушился поток читательских писем. Когда есть такие журналисты, начинаешь гордиться своей профессией.
Из сборника интервью журналистов, лауреатов премии Союза журналистов СССР (1967-1990 гг.) «Диалог журналистских поколений», подготовленного студентами факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова под руководством Л.А. Кохановой, В.А. Мельникова, И.Б. Яковлевой
